Зато где-то до того момента, как я начала мыть противень, но уже после того, как я размазала скрипящее сияние по тарелкам после полуночи, после этого рокового мига, когда рассыпаются кареты и в сверчков превращаются рысаки, до меня дошло, каким человеком я хочу стать. За мытьем посуды, знаете ли, настигают мысли, касающиеся рреоррганизации-ррефоррмации.
Это глобальный проект, неразглашаемый, но прозрачный, как дно озера Иссык-Куль.
Здесь, натурально, синяя снежная погода. Снега много и воздух замерзает круглым шариком в горле.
Друзья, мысли лопаются, сталкиваясь ладошками.
И больше не о чем жалеть, потому что отражения растворяются в прошлом, никогда не возвращаясь.
Только память о них тревожит живущих, не способных раздвинуть занавески.
Отражения порождают сожаления.
А сожаления питаются красками. Они пьют краски человеческих радостей.
Я должна увидеть тот рассвет, который мне постоянно снится, чудится в звуке незнакомой песни, остром отзвуке огня в спрессованном форточкой воздухе.
Яркий, оранжевый, теплый, окаймленный ручьем, в рамке теплых звуков струн и нежных сосен.
Сон, сон.
Я жду лета, я жду весны или хотя бы осени.
Но в этом городе ослепительная зима раскатала ледяным пальчиком искристое мороженое, чтобы развеселить асфальт.
Что ж в таком случае, господа, я пошла драться и дзенствовать.