В жизни настоящие трудности - совсем иные, они вокруг нас - это все то, что людям представляется самым простым и обычным. Смотреть и видеть, например, или понимать собаку или кошку. Вот это трудно, чертовски трудно. Вчера вечером я почему-то стал глядеть на себя в зеркало, и, верь не верь, это было страшно трудно, я чуть не скатился с кровати. Представь себе, что ты со стороны увидел себя - одного этого хватит, чтобы обалдеть на полчаса
понедельник, 21 января 2008
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Никакой образ не есть истина.
Фома Аквинский.
1225-1275.
Это есть на титульном листе книги Эдмундо Пас Сольдана.
стр. 8 "Пепел - очень забавная штука, если конечно знать, что с ним делать".
стр. 10 "Он как раз размышлял над тем, что неряшливая, слегка вызывающая эспаньолка Курта Кобейна отлично смотрелась бы на Фоксе Малдере" - что ты об этом думаешь, че?
Фома Аквинский.
1225-1275.
Это есть на титульном листе книги Эдмундо Пас Сольдана.
стр. 8 "Пепел - очень забавная штука, если конечно знать, что с ним делать".
стр. 10 "Он как раз размышлял над тем, что неряшливая, слегка вызывающая эспаньолка Курта Кобейна отлично смотрелась бы на Фоксе Малдере" - что ты об этом думаешь, че?
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Не в первый раз плелась уныло под зонтиком отвратительных на вкус мыслей. Видела безногую девушку с собачкой, которую держал за левую руку высоченный парень, а правой она отталкивалась от асфальта с помощью штуки, похожей на дверную ручку. Полумистические силуэты.
Видела торжественных в своих согласных порывах людей в черном за облитыми светлым медом струнными. Живой, особенный мир, искренний, врачующий и примиряющий с жизнью, в которой тебе прежде всего не нравится главный герой.
Видела торжественных в своих согласных порывах людей в черном за облитыми светлым медом струнными. Живой, особенный мир, искренний, врачующий и примиряющий с жизнью, в которой тебе прежде всего не нравится главный герой.
суббота, 12 января 2008
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Сейчас, глядя на город из окна балкона, я воспринимаю воздух и свет, сгущенный до вуальной черноты настолько остро, что мне даже на секунду кажется, что я вижу его настоящим.
среда, 02 января 2008
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Зато где-то до того момента, как я начала мыть противень, но уже после того, как я размазала скрипящее сияние по тарелкам после полуночи, после этого рокового мига, когда рассыпаются кареты и в сверчков превращаются рысаки, до меня дошло, каким человеком я хочу стать. За мытьем посуды, знаете ли, настигают мысли, касающиеся рреоррганизации-ррефоррмации.
Это глобальный проект, неразглашаемый, но прозрачный, как дно озера Иссык-Куль.
Здесь, натурально, синяя снежная погода. Снега много и воздух замерзает круглым шариком в горле.
Друзья, мысли лопаются, сталкиваясь ладошками.
И больше не о чем жалеть, потому что отражения растворяются в прошлом, никогда не возвращаясь.
Только память о них тревожит живущих, не способных раздвинуть занавески.
Отражения порождают сожаления.
А сожаления питаются красками. Они пьют краски человеческих радостей.
Я должна увидеть тот рассвет, который мне постоянно снится, чудится в звуке незнакомой песни, остром отзвуке огня в спрессованном форточкой воздухе.
Яркий, оранжевый, теплый, окаймленный ручьем, в рамке теплых звуков струн и нежных сосен.
Сон, сон.
Я жду лета, я жду весны или хотя бы осени.
Но в этом городе ослепительная зима раскатала ледяным пальчиком искристое мороженое, чтобы развеселить асфальт.
Что ж в таком случае, господа, я пошла драться и дзенствовать.
Это глобальный проект, неразглашаемый, но прозрачный, как дно озера Иссык-Куль.
Здесь, натурально, синяя снежная погода. Снега много и воздух замерзает круглым шариком в горле.
Друзья, мысли лопаются, сталкиваясь ладошками.
И больше не о чем жалеть, потому что отражения растворяются в прошлом, никогда не возвращаясь.
Только память о них тревожит живущих, не способных раздвинуть занавески.
Отражения порождают сожаления.
А сожаления питаются красками. Они пьют краски человеческих радостей.
Я должна увидеть тот рассвет, который мне постоянно снится, чудится в звуке незнакомой песни, остром отзвуке огня в спрессованном форточкой воздухе.
Яркий, оранжевый, теплый, окаймленный ручьем, в рамке теплых звуков струн и нежных сосен.
Сон, сон.
Я жду лета, я жду весны или хотя бы осени.
Но в этом городе ослепительная зима раскатала ледяным пальчиком искристое мороженое, чтобы развеселить асфальт.
Что ж в таком случае, господа, я пошла драться и дзенствовать.
четверг, 20 декабря 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Мудрое, злопамятное существо - то, что взрослые называют временем.
Живое, как дракон, осязаемое, как взгляд или туман, сжимается и растягивается по принципу мехов.
Это я к вопросу о том празднике, что уже завернул за угол декабря и пусто смотрит, и холодно вдыхает в кровь людей надежду, что вещи - пусть очень искристые - могут заменить живые слезы, волны смеха, тонкий пульс счастья, вихревое кружение улыбок.
Вообще Новый Год - это здорово, потому что больше людей приобщается к культуре Мандаринов, которая провозглашает
1. Мандарины нужно дарить
2. Мандаринами должно пахнуть ВСЕ - от ладошек и тетрадей до железных ключей
3. Мандарины нельзя чистить наспех, нельзя слушать взрывы сладких бомбочек у нёба под тяжкие мысли
4. Настроение Времени Мандаринов нужно держать в себе постоянно
5. Не забывайте, что оставшиеся от Мандарина оранжевые веселые глянцевитости с белым подбоем - отличный материал для составления посланий инопланетянам на снегу
ну и так далее и в том же духе
Но почему кодекс культуры Мандаринов нужно соблюдать именно/только 31 декабря?
Не постигаю.
Почему?
Моя мама очень трогательное существо.
Она исправно идет по новогодним следам.
Будет сосна с огромными иголками цвета хаки, от печали и сознания несовершенства человеческой природы потерявшая чудо, подаренное ей добрым лесным волшебником - тонкий смолистый запах; спешная уборка где-то в 10 вечера, бокал шампанского, исколотый золотыми булавками, кудрявый, причудливо танцующий с потолком, дымок от погашенного бенгальского огня. Папа, непостижимое существо, в чьих глазах отразилась вся усталость мира, насмешливо следящий за сменой моих физиономий.
Мама - просто женщина, которой хочется верить, что семья - вместе.
И праздник - есть.
А как страшно поддеть краешек традиционный порядок кончиком волшебной палочки - и ничего не обнаружить.
Елочный стеклянный шарик - блестящий снаружи, тихий и пустой - символ моего Нового Года.
Есть что-то языческое в том, чтобы загадывать желание над бокалом с шампанским.
Всегда чувствую себя немного обманутой в 4 утра, следя за неровным голубым сияньем в коротеньком уютном кирпичном доме напротив.
Про взросление
Я готова спорить на ванильную эссенцию, что мама с улыбкой вручит мне очередную симпатичную куколку-собачку. Мышку, может.
Это при том, что я слышу регулярно о том, что мне пора взрослеть.
Странные люди, эти взрослые.
В детстве тебя учат уступать место старшим, говорить "спасибо", не лгать, быть вежливым и добрым.
Когда ты вырастаешь - очевидно, мир меняется настолько, что правила, усвоенные тобой в детстве - отменяются.
И вот ты врешь, грубишь, морщась, пьешь обжигающее варево из злости, тупой боли и отчаяния, раздаешь словесные пощечины - чувствуешь, как живой теплый хрусталь в тебе темнеет и каменеет.
Становится неудобно дышать от ощущения жесткого чего-то в сердце - тебе объясняют, что это - неизбежный этап "взросления", "приспособления к миру".
Объясняют те, кто уже не помнит, что твердый камушек в солнечном сплетении был теплым и сияющим - однажды кто-то вогнал саблю в хрусталь, и он потемнел и раскололся.
Прощать - вот что важно.
Я прочла книгу, в которой главные герои - дети. Навело на размышления.
Ошеломительные.
И причем в основе своей искания-философии взрослых направлены на достижение состояния ребенка.
Аннушка считает моё видение жизни неправильным и дает душевный совет - выбираться из своего волшебного мирка, дескать, пришла пора взглянуть в лицо реальности (прошу прощения за пошлое изложение).
Нежное созданье, огромные глаза Феи Воздуха.
Смехотворный какой совет.
Юные мои друзья, да любите друг друга.
Живое, как дракон, осязаемое, как взгляд или туман, сжимается и растягивается по принципу мехов.
Это я к вопросу о том празднике, что уже завернул за угол декабря и пусто смотрит, и холодно вдыхает в кровь людей надежду, что вещи - пусть очень искристые - могут заменить живые слезы, волны смеха, тонкий пульс счастья, вихревое кружение улыбок.
Вообще Новый Год - это здорово, потому что больше людей приобщается к культуре Мандаринов, которая провозглашает
1. Мандарины нужно дарить
2. Мандаринами должно пахнуть ВСЕ - от ладошек и тетрадей до железных ключей
3. Мандарины нельзя чистить наспех, нельзя слушать взрывы сладких бомбочек у нёба под тяжкие мысли
4. Настроение Времени Мандаринов нужно держать в себе постоянно
5. Не забывайте, что оставшиеся от Мандарина оранжевые веселые глянцевитости с белым подбоем - отличный материал для составления посланий инопланетянам на снегу
ну и так далее и в том же духе
Но почему кодекс культуры Мандаринов нужно соблюдать именно/только 31 декабря?
Не постигаю.
Почему?
Моя мама очень трогательное существо.
Она исправно идет по новогодним следам.
Будет сосна с огромными иголками цвета хаки, от печали и сознания несовершенства человеческой природы потерявшая чудо, подаренное ей добрым лесным волшебником - тонкий смолистый запах; спешная уборка где-то в 10 вечера, бокал шампанского, исколотый золотыми булавками, кудрявый, причудливо танцующий с потолком, дымок от погашенного бенгальского огня. Папа, непостижимое существо, в чьих глазах отразилась вся усталость мира, насмешливо следящий за сменой моих физиономий.
Мама - просто женщина, которой хочется верить, что семья - вместе.
И праздник - есть.
А как страшно поддеть краешек традиционный порядок кончиком волшебной палочки - и ничего не обнаружить.
Елочный стеклянный шарик - блестящий снаружи, тихий и пустой - символ моего Нового Года.
Есть что-то языческое в том, чтобы загадывать желание над бокалом с шампанским.
Всегда чувствую себя немного обманутой в 4 утра, следя за неровным голубым сияньем в коротеньком уютном кирпичном доме напротив.
Про взросление
Я готова спорить на ванильную эссенцию, что мама с улыбкой вручит мне очередную симпатичную куколку-собачку. Мышку, может.
Это при том, что я слышу регулярно о том, что мне пора взрослеть.
Странные люди, эти взрослые.
В детстве тебя учат уступать место старшим, говорить "спасибо", не лгать, быть вежливым и добрым.
Когда ты вырастаешь - очевидно, мир меняется настолько, что правила, усвоенные тобой в детстве - отменяются.
И вот ты врешь, грубишь, морщась, пьешь обжигающее варево из злости, тупой боли и отчаяния, раздаешь словесные пощечины - чувствуешь, как живой теплый хрусталь в тебе темнеет и каменеет.
Становится неудобно дышать от ощущения жесткого чего-то в сердце - тебе объясняют, что это - неизбежный этап "взросления", "приспособления к миру".
Объясняют те, кто уже не помнит, что твердый камушек в солнечном сплетении был теплым и сияющим - однажды кто-то вогнал саблю в хрусталь, и он потемнел и раскололся.
Прощать - вот что важно.
Я прочла книгу, в которой главные герои - дети. Навело на размышления.
Ошеломительные.
И причем в основе своей искания-философии взрослых направлены на достижение состояния ребенка.
Аннушка считает моё видение жизни неправильным и дает душевный совет - выбираться из своего волшебного мирка, дескать, пришла пора взглянуть в лицо реальности (прошу прощения за пошлое изложение).
Нежное созданье, огромные глаза Феи Воздуха.
Смехотворный какой совет.
Юные мои друзья, да любите друг друга.
вторник, 18 декабря 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Мокрая тельняшка - предмет моей гордости (папа подарил) - приветливо молчит полосками на фоне неживого грязного молочно-рыжего неба. С неё падают капельки воды. Росы? Вина? Сока хлебного дерева или инопланетного цветка?
Я вдумчиво созерцаю лампу, эхо тяжело катящихся безмятежных мыслей глухо отдается в ушах.
Вместо назойливого "нежна" в голове рефреном бодро зазвучало "серьезные нарушения сна". Интересно, а по тем словам, что не дают мне покою, что набивают оскомину, появляясь в прорехах нервного, неровного полотна мыслей можно гадать о том, когда наступит лето?
Кошки исступленно грохочут лапами по полу.
До чего же я люблю кованые из розовых лепестков летние рассветы.
Я знаю, что это желание точно сбудется - лето наступит, и принесет крепкий запах цветущего шиповника, колокольчики, сухое тепло золотой сосны и звон в груди, но это будет так нескоро.
И остается только ткнуться носом в подушку, мечтая о том, чтобы приснилась бархатная темнота и могучий тревожащий сердце запах летней ночи.
Знает, что приносит несчастье,
Но помнит свои долги,
В русую косу вплетает
Крик изволги
Научите меня не бояться. Научите меня летать. Скажите мне, где искать малыша со смеющимися глазами, который заново учит прыгать по классикам.
Я вдумчиво созерцаю лампу, эхо тяжело катящихся безмятежных мыслей глухо отдается в ушах.
Вместо назойливого "нежна" в голове рефреном бодро зазвучало "серьезные нарушения сна". Интересно, а по тем словам, что не дают мне покою, что набивают оскомину, появляясь в прорехах нервного, неровного полотна мыслей можно гадать о том, когда наступит лето?
Кошки исступленно грохочут лапами по полу.
До чего же я люблю кованые из розовых лепестков летние рассветы.
Я знаю, что это желание точно сбудется - лето наступит, и принесет крепкий запах цветущего шиповника, колокольчики, сухое тепло золотой сосны и звон в груди, но это будет так нескоро.
И остается только ткнуться носом в подушку, мечтая о том, чтобы приснилась бархатная темнота и могучий тревожащий сердце запах летней ночи.
Знает, что приносит несчастье,
Но помнит свои долги,
В русую косу вплетает
Крик изволги
Научите меня не бояться. Научите меня летать. Скажите мне, где искать малыша со смеющимися глазами, который заново учит прыгать по классикам.
понедельник, 10 декабря 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Когда Булгаков писал посвящение к "Белой гвардии" - Л.Е.Белозерской - Тася горько упрекнула его в том, что он не ей, с которой прошел снега и тиф, а сторонней даме посвящает свой роман. На что Булгаков сказал: "Тася, ты - свой человек, ты поймешь."
Что самое интересное во мне, так это то, что круче всего я обхожусь с теми людьми, без которых не представляю свою жизнь.
Чаще не специально - у меня нет желания делать плохо тем, кого люблю - а как-то непроизвольно так выходит.
Но ощущение собственной причастности к содержимому канализации сознание данного факта не умаляет.
Вообще ощущение родства с канализацией в последнее время стало всеобъемлющим- хочу Вам об этом поведать. Наверное, мне стоит взять цветные карандаши, радио, одеяло и запас орехов и шоколада - и исчезнуть навеки под одной из загадочных крышечек с буковкой "К", "В" или "Г".
Вчера я обидела удивительного
воздушного
разноцветного
вредного
рыжего
замечательного любителя Мальтийских рыцарей
и рыцарей вообще,
который морщится читая все это.
Ну, друг, мой тебе совет - закрой страничку, мне необходимо распутаться.
И - прости меня, друг.
Я буду очень благодарна, если ты все-таки проникнешься, и, стоит ли говорить, что я тебя понимаю. *звук хрустящих под подошвой осколков*
И стоит ли говорить, что обидеть (Вы это называете - разозлить) Вас - это все равно как себе заехать кулаком в глаз.
И стоит ли говорить...
Впрочем, не стОит.
А днем раньше я сделала по-глупому большую толстую глупость, и пошла рассказывать про Залив Свиней.
Все хорошо, только вместо этого, без сомнений, блестящего рассказа, могла бы получиться встреча. Или даже нет, не встреча, а Встреча. Так-то лучше.
С хорошим человеком, которого я все равно люблю за то, что он есть, такой хитрюга, спокойный и заслуживающий каких-то забытых непроизносимых слов вместо стеба.
Ну что ж, друг, наверное, стеб - это попытка всякой милой ерунды адаптироваться к холодной погоде.
Мда, не ладно у меня стало с буковками.
Мысленно высылаю тысячу извинений и желаю спокойной ночи всем, кого расстроила, поранила, сделала кровопускание.
Буду вымаливать прощения мандаринами
если не опоздаю на первую пару.
Что самое интересное во мне, так это то, что круче всего я обхожусь с теми людьми, без которых не представляю свою жизнь.
Чаще не специально - у меня нет желания делать плохо тем, кого люблю - а как-то непроизвольно так выходит.
Но ощущение собственной причастности к содержимому канализации сознание данного факта не умаляет.
Вообще ощущение родства с канализацией в последнее время стало всеобъемлющим- хочу Вам об этом поведать. Наверное, мне стоит взять цветные карандаши, радио, одеяло и запас орехов и шоколада - и исчезнуть навеки под одной из загадочных крышечек с буковкой "К", "В" или "Г".
Вчера я обидела удивительного
воздушного
разноцветного
вредного
рыжего
замечательного любителя Мальтийских рыцарей
и рыцарей вообще,
который морщится читая все это.
Ну, друг, мой тебе совет - закрой страничку, мне необходимо распутаться.
И - прости меня, друг.
Я буду очень благодарна, если ты все-таки проникнешься, и, стоит ли говорить, что я тебя понимаю. *звук хрустящих под подошвой осколков*
И стоит ли говорить, что обидеть (Вы это называете - разозлить) Вас - это все равно как себе заехать кулаком в глаз.
И стоит ли говорить...
Впрочем, не стОит.
А днем раньше я сделала по-глупому большую толстую глупость, и пошла рассказывать про Залив Свиней.
Все хорошо, только вместо этого, без сомнений, блестящего рассказа, могла бы получиться встреча. Или даже нет, не встреча, а Встреча. Так-то лучше.
С хорошим человеком, которого я все равно люблю за то, что он есть, такой хитрюга, спокойный и заслуживающий каких-то забытых непроизносимых слов вместо стеба.
Ну что ж, друг, наверное, стеб - это попытка всякой милой ерунды адаптироваться к холодной погоде.
Мда, не ладно у меня стало с буковками.
Мысленно высылаю тысячу извинений и желаю спокойной ночи всем, кого расстроила, поранила, сделала кровопускание.
Буду вымаливать прощения мандаринами
если не опоздаю на первую пару.
пятница, 07 декабря 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Четыре дня подряд меня мучает сюрреалистический рассказ, ода моим друзьям, редакторское слово, словарь хиппи и статья про джаз.
Стиль ломается, как заснеженная ветка.
Oh, help - said Pooh as he crashed 10 feet on to the branch below.
Мир Вам, печальные и радостные. Ветер уходит, а память о нем остается.
Стиль ломается, как заснеженная ветка.
Oh, help - said Pooh as he crashed 10 feet on to the branch below.
Мир Вам, печальные и радостные. Ветер уходит, а память о нем остается.
воскресенье, 25 ноября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Любителю "Общаги-на-крови", Гоголя, рэпа и словечка "бро" посвящается.
Ха, я рассыпалась снова.
Самая подснежниковая из моих составляющих стоит по колено в грязной воде и смеется.
Самая медная часть в холодной ярости перекручивает мозг тонкими пальцами, а самая алмазная, ледяная и страшно колючая, прошивает сердце.
Объективная реальность может лишь заставить меня перевернуть кубик, чтобы смотреть на другую его вершину, не упуская из виду той, что оказалась на другом краю.
Сегодня дождь, и какая-то печать на другом конце света опустилась на чистый бланк под грузом руки сумасшедшего клерка, которая разрешила мне молчание.
А в голове - перекати-поле, волнующийся от жара воздух, каждое слово отдается эхом, как будто между внутренним пространством и внешней видимостью головы есть различия.
Попробую-ка вынырнуть из постылых пелен непослушных мутных слов, врывающихся в тишину, стекающих с пальцев.
С необычной теплотой думаю о своей любови, взрезавшей яркой кровавой царапиной пыльный шелк моих дней и звездный бархат ночей в Городе.
Думаю, что именно в те бессонные от слишком мистического света луны Мастера, томительные ночи с мокрыми просоленными насквозь наволочками, мой характер мучительно обрастал штрихами.
Он жил в моей голове. Я просыпалась, ставила непременно правую ногу, опутанную сном о море, на зеленый оазис коврика, и чувствовала отзвук его имени в голове.
Не имея возможности стать ближе к нему, я сделала самое простое из всего, что могла - скопировала его манеру класть голову на правую руку, умение нагло врать с обаятельной улыбкой (не знаю, получилось ли у меня накопить столько свободы, дерзости, ясности, сколько взметывалось из его глаз, когда он улыбался *убейся об стенку, Катя*), фразу "Все хорошо и жизнь прекрасна", которую он произнес один раз, а запомнила я на годы и ещё многое, многое, включая Ирвина Уэлша *убейся вторично*, "Ален Делон не пьет одеколон", Михаила Афанасьевича Булгакова и привычку щелкать пальцами, чтобы стереть с них мел.
Я неосторожно поступила, утолив таким образом жажду разума.
И радовалась, как ребенок, когда научилась громко смеяться, не краснеть, когда говорю то, что думаю, и смешить людей (совершенно unladylike "паясничать" - так это назвал скорбный политолог).
Неосторожно потому, что теперь все, что принадлежало раньше ему, оплавилось, разметалось, сковало кольцами мое горло, изменило меня, стало мной.
Сейчас, когда в душе особенно сыро и я трактую жутковатый бытовой сюрреализм как основание моей жизни, что делает её совсем невыносимой, я спрашиваю себя, стал ли бы он впадать в прострацию из-за такой дрянной ветошной ерунды.
Нет, отвечаю я себе, он слишком легок. Он всегда плевал с высокой колокольни на все, кроме друзей и тусовок.
И кроме того, что было ему по-настоящему интересно. И кроме тех, кого он по-настоящему любил.
Иногда, размытая дождем переулков, я думаю с тревожной тоской, что он наверняка где-то рядом.
Свободный, смелый, взъерошенный, вальяжный.
Иногда я думаю, что отдала бы большую часть своих сокровищ за то, чтобы болтать с ним, прихлебывая кофе из старой большой фаянсовой чашки, и беззаботно болтать ногами, сидя на подоконнике.
Но нитка бус и пара потрепанных книжек ничего не значат без легенд, которые с ними связаны.
И тогда мне кажется, что для исполнения этой мечты мне нужно будет предать свою природу и разлюбить длинные пальто, правила орфографии и пунктуации русского языка, и полюбить фривольные распашонки и причудливые плывущие пейзажи после вечеринки non-stop, захлебнувшейся в виски и клубах сигаретного дыма.
Вот видите, я не идеализирую его вовсе. Я просто разбираю его образ на кусочки, хлюпая носом.
Я прозрачно скучаю по нему и по школным временам. И хочу показать, что концентрация свободы в моей крови повысилась - пусть ничтожно - но все же!
Может, я хочу ему сказать что-то важное.
Такая вот печальная история.
Но вот, я рассказала обо всем, не разомкнув губ, глухая злая боль утихомирилась.
Лужа воды, леденцово сверкая,
Хвастается лампе.
Стучит дождь.
Ха, я рассыпалась снова.
Самая подснежниковая из моих составляющих стоит по колено в грязной воде и смеется.
Самая медная часть в холодной ярости перекручивает мозг тонкими пальцами, а самая алмазная, ледяная и страшно колючая, прошивает сердце.
Объективная реальность может лишь заставить меня перевернуть кубик, чтобы смотреть на другую его вершину, не упуская из виду той, что оказалась на другом краю.
Сегодня дождь, и какая-то печать на другом конце света опустилась на чистый бланк под грузом руки сумасшедшего клерка, которая разрешила мне молчание.
А в голове - перекати-поле, волнующийся от жара воздух, каждое слово отдается эхом, как будто между внутренним пространством и внешней видимостью головы есть различия.
Попробую-ка вынырнуть из постылых пелен непослушных мутных слов, врывающихся в тишину, стекающих с пальцев.
С необычной теплотой думаю о своей любови, взрезавшей яркой кровавой царапиной пыльный шелк моих дней и звездный бархат ночей в Городе.
Думаю, что именно в те бессонные от слишком мистического света луны Мастера, томительные ночи с мокрыми просоленными насквозь наволочками, мой характер мучительно обрастал штрихами.
Он жил в моей голове. Я просыпалась, ставила непременно правую ногу, опутанную сном о море, на зеленый оазис коврика, и чувствовала отзвук его имени в голове.
Не имея возможности стать ближе к нему, я сделала самое простое из всего, что могла - скопировала его манеру класть голову на правую руку, умение нагло врать с обаятельной улыбкой (не знаю, получилось ли у меня накопить столько свободы, дерзости, ясности, сколько взметывалось из его глаз, когда он улыбался *убейся об стенку, Катя*), фразу "Все хорошо и жизнь прекрасна", которую он произнес один раз, а запомнила я на годы и ещё многое, многое, включая Ирвина Уэлша *убейся вторично*, "Ален Делон не пьет одеколон", Михаила Афанасьевича Булгакова и привычку щелкать пальцами, чтобы стереть с них мел.
Я неосторожно поступила, утолив таким образом жажду разума.
И радовалась, как ребенок, когда научилась громко смеяться, не краснеть, когда говорю то, что думаю, и смешить людей (совершенно unladylike "паясничать" - так это назвал скорбный политолог).
Неосторожно потому, что теперь все, что принадлежало раньше ему, оплавилось, разметалось, сковало кольцами мое горло, изменило меня, стало мной.
Сейчас, когда в душе особенно сыро и я трактую жутковатый бытовой сюрреализм как основание моей жизни, что делает её совсем невыносимой, я спрашиваю себя, стал ли бы он впадать в прострацию из-за такой дрянной ветошной ерунды.
Нет, отвечаю я себе, он слишком легок. Он всегда плевал с высокой колокольни на все, кроме друзей и тусовок.
И кроме того, что было ему по-настоящему интересно. И кроме тех, кого он по-настоящему любил.
Иногда, размытая дождем переулков, я думаю с тревожной тоской, что он наверняка где-то рядом.
Свободный, смелый, взъерошенный, вальяжный.
Иногда я думаю, что отдала бы большую часть своих сокровищ за то, чтобы болтать с ним, прихлебывая кофе из старой большой фаянсовой чашки, и беззаботно болтать ногами, сидя на подоконнике.
Но нитка бус и пара потрепанных книжек ничего не значат без легенд, которые с ними связаны.
И тогда мне кажется, что для исполнения этой мечты мне нужно будет предать свою природу и разлюбить длинные пальто, правила орфографии и пунктуации русского языка, и полюбить фривольные распашонки и причудливые плывущие пейзажи после вечеринки non-stop, захлебнувшейся в виски и клубах сигаретного дыма.
Вот видите, я не идеализирую его вовсе. Я просто разбираю его образ на кусочки, хлюпая носом.
Я прозрачно скучаю по нему и по школным временам. И хочу показать, что концентрация свободы в моей крови повысилась - пусть ничтожно - но все же!
Может, я хочу ему сказать что-то важное.
Такая вот печальная история.
Но вот, я рассказала обо всем, не разомкнув губ, глухая злая боль утихомирилась.
Лужа воды, леденцово сверкая,
Хвастается лампе.
Стучит дождь.
суббота, 17 ноября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Я похожа на сумасшедшего художника, аккуратно заштриховывающего собственную импрессионистскую абстракцию тушью.
На водителя асфальтоукладчика, сворачивающего дороги и тротуары, предварительно политые вишневым сиропом, в симпатичный рулончик.
Мало того, что из меня выдрали аппарат по искажению привычных форм жизни, так ещё из персонального калейдоскопа вывалились стеклышки всех цветов, кроме белого и индиго, а это приводит меня в сонное состояние.
Смертные называют это "потерять крылья".
Иногда волшебный мягкий снег нежно говорит с Калейдоскопом, с безумным асфальтоукладчиком, хочется идти очень медленно, и рев проезжающих машин не нарушает четкой тишины.
Моя жизнь напоминает мне рыцаря, превосходно вооруженного, но без коня, и вот рыцарь бредет по раскисшей от бесконечного дождя дороге, и меч чертит по лужам и вязкой глинистой грязи хорошие фиолетовые стихи.
И тот, кто сумеет прочитать их наоборот, станет счастливым обладателем звезды из золотой фольги. А если он окажется достаточно ясен и мудр, чтобы порадоваться той истине, что заключена в сем подарке, то он просто улыбнется и пойдет дальше - этот человек не нуждается в моих предсказаниях, он идет по дороге, чтобы дарить тепло и любовь.
На водителя асфальтоукладчика, сворачивающего дороги и тротуары, предварительно политые вишневым сиропом, в симпатичный рулончик.
Мало того, что из меня выдрали аппарат по искажению привычных форм жизни, так ещё из персонального калейдоскопа вывалились стеклышки всех цветов, кроме белого и индиго, а это приводит меня в сонное состояние.
Смертные называют это "потерять крылья".
Иногда волшебный мягкий снег нежно говорит с Калейдоскопом, с безумным асфальтоукладчиком, хочется идти очень медленно, и рев проезжающих машин не нарушает четкой тишины.
Моя жизнь напоминает мне рыцаря, превосходно вооруженного, но без коня, и вот рыцарь бредет по раскисшей от бесконечного дождя дороге, и меч чертит по лужам и вязкой глинистой грязи хорошие фиолетовые стихи.
И тот, кто сумеет прочитать их наоборот, станет счастливым обладателем звезды из золотой фольги. А если он окажется достаточно ясен и мудр, чтобы порадоваться той истине, что заключена в сем подарке, то он просто улыбнется и пойдет дальше - этот человек не нуждается в моих предсказаниях, он идет по дороге, чтобы дарить тепло и любовь.
понедельник, 05 ноября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Я не смогу от сюда выбраться сам
Я боюсь берегов на этой мутной реке.
Но если есть тот, кто творит чудеса
Так он творит чудеса от меня вдалеке.
Но если есть тот, кто идет по волнам,
Так он идет по волнам там где нет никого.
В том что я его не видел не моя вина,
Он ходит по волнам не для меня одного.
А я забуду того, кого не в силах понять,
Я варю пельмени и курю LM.
Я ночую только там, где любят меня
Я работаю чтоб есть, чтоб работать я ем.
Я ничего такого этакого не сочинял
Я не скрипел на скрипке, не трубил на трубе.
И вероятно мои дети будут помнить меня
За то что я хотя бы напел о себе.
Я тоже был юн, я лакал портвейн,
Я бренчал на гитаре и выл на луну.
Я мог войти без стука в любую дверь,
Но все-таки выбрал себе эту одну.
А теперь все есть и нет ничего,
Мой день похож на ночь, ночь похожа на день.
Я пожалуй слишком сильно надеюсь на того,
Который где-то там идет по воде.
Пора ловить бревна, пора связать плот,
Пора поднять мачту, натянуть паруса.
Вот только кто бы мне скомандовал "Полный вперед!",
Тогда бы я попробовал выбраться сам,
Тогда бы я попробовал выбраться сам,
Тогда бы я попробовал отсюда выбраться сам!
Эту песню мне пела Тайка в 11 классе.
Рыжая и в белой блузке.
С пальто цвета топленого молока.
С множеством ершистых настроений в сердце и неведомыми мне ассоциациями и жизнью.
Как я могла тогда понять, о чем она поет?
А теперь она далеко, страшно далеко, и я вспомниаю о ней под запеленутым в пыльный тюль пронзительным небом.
У меня вообще сейчас много теплой музыки, не единожды слышанной в исполнении моих невообразимых друзей, а тысячи раз пропущенные сквозь сердце песни, заляпанные ассоциациями, вкушают мир на антресолях моей памяти.
Я боюсь берегов на этой мутной реке.
Но если есть тот, кто творит чудеса
Так он творит чудеса от меня вдалеке.
Но если есть тот, кто идет по волнам,
Так он идет по волнам там где нет никого.
В том что я его не видел не моя вина,
Он ходит по волнам не для меня одного.
А я забуду того, кого не в силах понять,
Я варю пельмени и курю LM.
Я ночую только там, где любят меня
Я работаю чтоб есть, чтоб работать я ем.
Я ничего такого этакого не сочинял
Я не скрипел на скрипке, не трубил на трубе.
И вероятно мои дети будут помнить меня
За то что я хотя бы напел о себе.
Я тоже был юн, я лакал портвейн,
Я бренчал на гитаре и выл на луну.
Я мог войти без стука в любую дверь,
Но все-таки выбрал себе эту одну.
А теперь все есть и нет ничего,
Мой день похож на ночь, ночь похожа на день.
Я пожалуй слишком сильно надеюсь на того,
Который где-то там идет по воде.
Пора ловить бревна, пора связать плот,
Пора поднять мачту, натянуть паруса.
Вот только кто бы мне скомандовал "Полный вперед!",
Тогда бы я попробовал выбраться сам,
Тогда бы я попробовал выбраться сам,
Тогда бы я попробовал отсюда выбраться сам!
Эту песню мне пела Тайка в 11 классе.
Рыжая и в белой блузке.
С пальто цвета топленого молока.
С множеством ершистых настроений в сердце и неведомыми мне ассоциациями и жизнью.
Как я могла тогда понять, о чем она поет?
А теперь она далеко, страшно далеко, и я вспомниаю о ней под запеленутым в пыльный тюль пронзительным небом.
У меня вообще сейчас много теплой музыки, не единожды слышанной в исполнении моих невообразимых друзей, а тысячи раз пропущенные сквозь сердце песни, заляпанные ассоциациями, вкушают мир на антресолях моей памяти.
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Наверное, у каждого человека есть такое место, сотканное из воспоминаний и мыслей, куда он уходит - свершать свою молитву или молчать.
Раньше, когда мне не спалось, я воображала море, а потом просторный зеленый луг.
А сегодня мне снился сон про театр, и он был шириной с размах крыльев дракона, с оранжевым шелковым занавесом, с пыльными волнами света, играющими в витражах.
Там была лестница, и я опять падала прямо на сцену.
Теперь я буду укрываться в нем.
Раньше, когда мне не спалось, я воображала море, а потом просторный зеленый луг.
А сегодня мне снился сон про театр, и он был шириной с размах крыльев дракона, с оранжевым шелковым занавесом, с пыльными волнами света, играющими в витражах.
Там была лестница, и я опять падала прямо на сцену.
Теперь я буду укрываться в нем.
суббота, 27 октября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Прорвался во мне откуда-то романтик.
И завел все ту же поцарапанную пластинку.
Пластинка - она про друзей и про школу.
Про школу и библиотеку.
Про библиотеку и любовь.
Про мечты.
Мечты были о свободе и приключениях.
О ветре, храбрых рыцарях и пушистых котах.
Я научилась с твердым видом, горьким спокойствием констатировать, что мечтанья - это пустое эхо, отзвук крика чайки в скалах.
Мечтать вредно - неврастения разовьется.
Прыгает игла на царапинах, шипит и заедает пластинка.
Романтик вертит ручку патефона, задумчиво глядя на осыпавшиеся лепестки белой розы.
Он всегда одерживает надо мной победу.
Скоро я стану, как тревожный Иванушкин гость.
И повешу объявление: "Отдам связку ключей за запах костра".
И завел все ту же поцарапанную пластинку.
Пластинка - она про друзей и про школу.
Про школу и библиотеку.
Про библиотеку и любовь.
Про мечты.
Мечты были о свободе и приключениях.
О ветре, храбрых рыцарях и пушистых котах.
Я научилась с твердым видом, горьким спокойствием констатировать, что мечтанья - это пустое эхо, отзвук крика чайки в скалах.
Мечтать вредно - неврастения разовьется.
Прыгает игла на царапинах, шипит и заедает пластинка.
Романтик вертит ручку патефона, задумчиво глядя на осыпавшиеся лепестки белой розы.
Он всегда одерживает надо мной победу.
Скоро я стану, как тревожный Иванушкин гость.
И повешу объявление: "Отдам связку ключей за запах костра".
вторник, 23 октября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Не люблю, когда меня выключает.
Когда я просто падаю на желтое, в громадных алых клубничинах (которые снятся мышонку, выпившему на ночь бабушкиного компота) одеяло, и внутри меня моментально что-то гаснет.
Не люблю утром без четверти восемь, когда, едва проснувшись, понимаешь, что в очередной раз запихиваешь неотложное в красивую разноцветную кучу.
Тогда очень четко ощущается, что треть своей жизни ты просто спишь.
И иногда это бывает радостно и захватывающе, а иногда - нет.
В дневном небе видны клочки голубого неба, а если идти по гранитным плитам, то они заглушают звонкость каблуков, и получается очень вкусный звук, как будто специально написанный для круглой осенней тишины.
Часто чувствую себя овощем на ножках.
Тыква? Очень может быть.
Хочется чего-то уютного, как теплый шарф, как чай со специями.
Вокруг меня собралось очень много воздуха, но ему некуда больше расходиться, и вот он становится плотнее, сгущается, забивается в складки одежды, сдавливает горло. И вот уже невозможно говорить и двигаться.
Я думаю, хорошо бы съездить в Крым, я думаю - нужно купить ролики, сшить куклу и довязать шарф, я думаю - нужно сделать задание по английскому, я думаю, что пора перестать думать и заняться чем-нибудь серьезным, или перешагнуть - и пойти дальше, или изменить себя и изменить других - и запустить тяжелым утюгом в надвигающуюся спячку.
Веки намазаны вареньем. Видно, психология катитсяко всем чертям к уткам в радостные пруды.
Когда я просто падаю на желтое, в громадных алых клубничинах (которые снятся мышонку, выпившему на ночь бабушкиного компота) одеяло, и внутри меня моментально что-то гаснет.
Не люблю утром без четверти восемь, когда, едва проснувшись, понимаешь, что в очередной раз запихиваешь неотложное в красивую разноцветную кучу.
Тогда очень четко ощущается, что треть своей жизни ты просто спишь.
И иногда это бывает радостно и захватывающе, а иногда - нет.
В дневном небе видны клочки голубого неба, а если идти по гранитным плитам, то они заглушают звонкость каблуков, и получается очень вкусный звук, как будто специально написанный для круглой осенней тишины.
Часто чувствую себя овощем на ножках.
Тыква? Очень может быть.
Хочется чего-то уютного, как теплый шарф, как чай со специями.
Вокруг меня собралось очень много воздуха, но ему некуда больше расходиться, и вот он становится плотнее, сгущается, забивается в складки одежды, сдавливает горло. И вот уже невозможно говорить и двигаться.
Я думаю, хорошо бы съездить в Крым, я думаю - нужно купить ролики, сшить куклу и довязать шарф, я думаю - нужно сделать задание по английскому, я думаю, что пора перестать думать и заняться чем-нибудь серьезным, или перешагнуть - и пойти дальше, или изменить себя и изменить других - и запустить тяжелым утюгом в надвигающуюся спячку.
Веки намазаны вареньем. Видно, психология катится
суббота, 13 октября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Вот уже третий день я жалею, что недостаточно хорошо умею рисовать.
Потому что небо меняется быстро, цвета его неповторимы, и солнца свет имеет оттенок старой меди.
А если ветер силен, то он гонит сиреневые облака, они разворачиваются как будто во сне, и если долго смотреть на них, возникает ощущение падения с высокой горы.
Про лечение
В Сердце Мира, может, в Амбере, а может, в Шахматово, живет девушка, и я – её отражение (можно все повернуть – и тогда эта девушка – мое отражение, но суть при этом мало меняется, поэтому оставим так, как есть – прим. авт.) У неё на том месте, где у простого смертного солнечное сплетение, - аккуратная круглая дырка, а в ней чашка. Тонкая чашка веджвудского фарфора, узор на ней сплетен из линий, что нанесла рука неизвестного в зеленом плаще красками из измельченного лесного ореха, тишины, ночного тумана, запаха моря и старых теней, найденных на дне пруда до захода солнца,
Линии лопаются, сливаются, меняют цвета, мечутся, каждую минуту составляя сложную движущуюся картинку: то Летучий Голландец с его страшным капитаном, кисточку в тонкой руке с большими звенящими браслетами, задумавшийся эдельвейс.
Чашка редко бывает пуста, и жидкость в ней постоянно меняет цвет, запах и консистенцию – от отвара из лесных трав и кореньев до тягучей растопленной канифоли. Ни капли не проливается из неё – это её свойство.
Иногда она бывает перевернута, и тогда никто не может узнать, что в ней.
Я – одно из отражений этой Девушки.
В этом мире, или, если позволите, Сне, люди предполагают целостность тела как нечто само собой разумеющееся, и наличие чашки над желудком считается несовместимым с жизнью.
Но это не мешает отражению Чашки прочно обосноваться в моем солнечном сплетении.
Если продолжать говорить аллегориями, то получится, что моя Чашка всегда перевернута. Но иногда, когда бурлящая лава сменяет молодое вино или едкое зелье - кленовый сироп, горький пар обжигает сердце – так появляются слезы.
Я могу Чашку поставить так, что все будут видеть, что внутри – ядовитая известь или какао – но у меня уже не получается.
Да и к тому же – мешает что-то вроде Устава Ордена Заржавленной Аркебузы.
Историческая справка.
Господа из ордена обычно воюют. Сами с собой. С призраками из прошлого. Из бесконечности. Из кастрюли.
Которые мнятся им ужасными.
Считают своим прародителем Дон Кихота.
Постулаты Устава в духе: «Не вмешивать мирных жителей в свою войну», «Держать в секрете ход военных действий», «Помогай каждому мирянину», «Жаловаться на то, что военные действия идут с большими потерями и вообще, дескать, в печенках уже этот орден, непорядочно и неблагородно, и вообще тупо»
От синдрома Перевернутой Чашки меня лечат двое похожих друг на друга людей.
Они клещами слов вытаскивают из меня то, что я бы предпочла оставить вариться в Чашке.
По-моему, очень разумно и правильно все свое держать в Чашке. Тем более, что я Действительный Послушник Ордена Заржавленной Аркебузы. Это обязывает, понимаете?
Другое дело, что в Чашке нередко от канифоли или ртути остается чувствительный осадок, который распахивает глаза широко, и в уходящих в бездны зрачках угадывается злой хохочущий ветер.
В общем, жить этот осадок не дает. Чтобы как-то с ним справиться, нужно Чашку перевернуть…
В одиночку Действительный Послушник Ордена произвести сию сложнейшую операцию не в силах.
А теперь ему помогают.
Про сон
Вчера вечером, расплескав почти все мысли, прогуливаясь на ладонях ветра, читала книгу.
После десятка страниц мозг потерял чувствительность к красоте прозы и выключился.
Было 18.06.
Когда он в следующий раз включился, стрелки, пересекающие водную гладь часов, застыли одна против другой, молча разрезая бесконечность на две части. 23.38.
Мелькнула сигнальной ракетой мысль о святорусских богатырях, что, одолев очередного врага, спали по трое суток, о недочитанном-отложенном. Вписав себя в стройные ряды богатырей святорусских, упала на подушку.
Следующий взрыв активности мозга был назначен на четыре утра.
Небо, пришпиленное к Вселенной большими мерцающими булавками, синий холод и четыре горящих окна в доме напротив. Комната, кажущаяся плоским изображением на серой бумаге. Темнотой съеденное пространство. Черный силуэт лампы, а если голову наклонить, то звезда окажется прямо в плафоне, а за каждым подобным замечанием кроется активность чувствительных колбочек и палочек человеческого глаза.
Чай.
Про повторения
Когда я говорю или пишу, когда я думаю, мои слова и мои мысли двигаются в пространстве того, что я увидела за прошедший небольшой в отношении вечности промежуток времени, допустим, за день. Я будто перебираю бисерины – сегодня это зеленые, синие, белые, но с алой каплей на каждой третьей, составляя новый узор.
Но бисерины одни и те же.
Это иногда пугает, когда думаешь о повторениях, о том, что они составляют основу деятельности человеческого организма, самого человека - повторения-хамелеоны, повторения-ножницы, повторения-транквилизаторы.
С другой стороны, есть вещи, которые кажутся повторениями лишь на первый взгляд – цветение липы, например, прошлым летом она распустилась в мае, или тюльпана – у каждого – свой рисунок углем на внутренней стороне огненного лепестка.
С третьей стороны, воспроизведение одного и того же приводит к окостенению, и жизнь утекает по капле сквозь успокоительный фундамент повторений.
Кап-кап.
Похоже, что именно на повторениях строится мир.
Но не каждое повторение – повторение *скроила умную рожу*
Изо дня в день перетекают со мной мысли и слова – неизменно.
*звук двух капель, сорвавшихся со сталактита*
Пора надломить порядок.
Потому что небо меняется быстро, цвета его неповторимы, и солнца свет имеет оттенок старой меди.
А если ветер силен, то он гонит сиреневые облака, они разворачиваются как будто во сне, и если долго смотреть на них, возникает ощущение падения с высокой горы.
Про лечение
В Сердце Мира, может, в Амбере, а может, в Шахматово, живет девушка, и я – её отражение (можно все повернуть – и тогда эта девушка – мое отражение, но суть при этом мало меняется, поэтому оставим так, как есть – прим. авт.) У неё на том месте, где у простого смертного солнечное сплетение, - аккуратная круглая дырка, а в ней чашка. Тонкая чашка веджвудского фарфора, узор на ней сплетен из линий, что нанесла рука неизвестного в зеленом плаще красками из измельченного лесного ореха, тишины, ночного тумана, запаха моря и старых теней, найденных на дне пруда до захода солнца,
Линии лопаются, сливаются, меняют цвета, мечутся, каждую минуту составляя сложную движущуюся картинку: то Летучий Голландец с его страшным капитаном, кисточку в тонкой руке с большими звенящими браслетами, задумавшийся эдельвейс.
Чашка редко бывает пуста, и жидкость в ней постоянно меняет цвет, запах и консистенцию – от отвара из лесных трав и кореньев до тягучей растопленной канифоли. Ни капли не проливается из неё – это её свойство.
Иногда она бывает перевернута, и тогда никто не может узнать, что в ней.
Я – одно из отражений этой Девушки.
В этом мире, или, если позволите, Сне, люди предполагают целостность тела как нечто само собой разумеющееся, и наличие чашки над желудком считается несовместимым с жизнью.
Но это не мешает отражению Чашки прочно обосноваться в моем солнечном сплетении.
Если продолжать говорить аллегориями, то получится, что моя Чашка всегда перевернута. Но иногда, когда бурлящая лава сменяет молодое вино или едкое зелье - кленовый сироп, горький пар обжигает сердце – так появляются слезы.
Я могу Чашку поставить так, что все будут видеть, что внутри – ядовитая известь или какао – но у меня уже не получается.
Да и к тому же – мешает что-то вроде Устава Ордена Заржавленной Аркебузы.
Историческая справка.
Господа из ордена обычно воюют. Сами с собой. С призраками из прошлого. Из бесконечности. Из кастрюли.
Которые мнятся им ужасными.
Считают своим прародителем Дон Кихота.
Постулаты Устава в духе: «Не вмешивать мирных жителей в свою войну», «Держать в секрете ход военных действий», «Помогай каждому мирянину», «Жаловаться на то, что военные действия идут с большими потерями и вообще, дескать, в печенках уже этот орден, непорядочно и неблагородно, и вообще тупо»
От синдрома Перевернутой Чашки меня лечат двое похожих друг на друга людей.
Они клещами слов вытаскивают из меня то, что я бы предпочла оставить вариться в Чашке.
По-моему, очень разумно и правильно все свое держать в Чашке. Тем более, что я Действительный Послушник Ордена Заржавленной Аркебузы. Это обязывает, понимаете?
Другое дело, что в Чашке нередко от канифоли или ртути остается чувствительный осадок, который распахивает глаза широко, и в уходящих в бездны зрачках угадывается злой хохочущий ветер.
В общем, жить этот осадок не дает. Чтобы как-то с ним справиться, нужно Чашку перевернуть…
В одиночку Действительный Послушник Ордена произвести сию сложнейшую операцию не в силах.
А теперь ему помогают.
Про сон
Вчера вечером, расплескав почти все мысли, прогуливаясь на ладонях ветра, читала книгу.
После десятка страниц мозг потерял чувствительность к красоте прозы и выключился.
Было 18.06.
Когда он в следующий раз включился, стрелки, пересекающие водную гладь часов, застыли одна против другой, молча разрезая бесконечность на две части. 23.38.
Мелькнула сигнальной ракетой мысль о святорусских богатырях, что, одолев очередного врага, спали по трое суток, о недочитанном-отложенном. Вписав себя в стройные ряды богатырей святорусских, упала на подушку.
Следующий взрыв активности мозга был назначен на четыре утра.
Небо, пришпиленное к Вселенной большими мерцающими булавками, синий холод и четыре горящих окна в доме напротив. Комната, кажущаяся плоским изображением на серой бумаге. Темнотой съеденное пространство. Черный силуэт лампы, а если голову наклонить, то звезда окажется прямо в плафоне, а за каждым подобным замечанием кроется активность чувствительных колбочек и палочек человеческого глаза.
Чай.
Про повторения
Когда я говорю или пишу, когда я думаю, мои слова и мои мысли двигаются в пространстве того, что я увидела за прошедший небольшой в отношении вечности промежуток времени, допустим, за день. Я будто перебираю бисерины – сегодня это зеленые, синие, белые, но с алой каплей на каждой третьей, составляя новый узор.
Но бисерины одни и те же.
Это иногда пугает, когда думаешь о повторениях, о том, что они составляют основу деятельности человеческого организма, самого человека - повторения-хамелеоны, повторения-ножницы, повторения-транквилизаторы.
С другой стороны, есть вещи, которые кажутся повторениями лишь на первый взгляд – цветение липы, например, прошлым летом она распустилась в мае, или тюльпана – у каждого – свой рисунок углем на внутренней стороне огненного лепестка.
С третьей стороны, воспроизведение одного и того же приводит к окостенению, и жизнь утекает по капле сквозь успокоительный фундамент повторений.
Кап-кап.
Похоже, что именно на повторениях строится мир.
Но не каждое повторение – повторение *скроила умную рожу*
Изо дня в день перетекают со мной мысли и слова – неизменно.
*звук двух капель, сорвавшихся со сталактита*
Пора надломить порядок.
среда, 03 октября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Никто не поймет, что у меня в сердце скопилось много сухих слез. Они были синими и круглыми, но пришла улыбка, или нечаянная радость, или шоколад (сахар, какао тертое, какао масло, ядра фундука половинки или дробленые, молоко сухое цельное, эмульгатор лецитин, ароматизатор, идентичный натуральному), или солнечный луч, или осознание, что так жить нельзя, даже если очень хочется.
И они высохли.
Но остались где-то внутри.
И, если глубоко вдохнуть, или взглянуть на солнце сквозь лист клена, у которого разбита губа (и кровь медленно стекает по листьям, оставляя разводы и потеки), или просто посмотреть на небо, то они взволнуются внутри вихрем, тихо зазвенят, как стекляшки люстры в пустом доме с дверями настежь на ветру.
понедельник, 01 октября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Когда мои очки приказали долго жить (сыграли в ящик, дали дуба и далее по классификации гробовщика Безенчука), я отправила их спать на дно пруда, и теперь, когда я в следующий раз приду послушать звон оранжевых целующихся искорок в чернильной воде, я вспомню о них, потому что у каждой царапины, что шлифует теперь вода с растворенным в ней запахом акварельных листьев, есть теперь История.
Теперь у меня в сумке поселились ужасающей формы очки, впрочем, довольно забавные, с линзами из черного бездушного пластика с шестиугольными отверстиями. Философская штука. Напоминает застывшую бабочку и сплюснутый бинокль одновременно.
Теперь я могу видеть каждую травинку в отдельности и форму облаков.
Захватывающе.
Теперь у меня в сумке поселились ужасающей формы очки, впрочем, довольно забавные, с линзами из черного бездушного пластика с шестиугольными отверстиями. Философская штука. Напоминает застывшую бабочку и сплюснутый бинокль одновременно.
Теперь я могу видеть каждую травинку в отдельности и форму облаков.
Захватывающе.
понедельник, 24 сентября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Узнаю тебя, жизнь, принимаю,
И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя неудача,
И удача - тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха - позорного нет...
Саша Блок, что бессонной вьюжной ночью твердил заклинанья у ног дамы, закутанной в черную шаль...
Я не хочу греметь доспехами. Я нахожусь в состоянии покоя, из которого меня легко вывести.
Но равновесие быстро восстанавливается, и куски мертвой жизни падают на пол вместе с согнутым пополам листом, что хранит две ноты и тепло рук.
Стрелка вправо - сколько мыслей, сколько открытых люков, что тянут легкость, возвращая к жизни бетонный комок в глазури из тины и холодного тумана, застревающий в животе.
Стрелка влево - будем, как тот невообразимый джентльмен из книжки, что носил гвоздику в петлице, залихватски заломленную шляпу и наклеивал с утра лучезарную физиономию на измученное дурным сном лицо, опускал на сцену, где раздавались душные речи внутреннего голоса, яркий занавес из тяжелых индийских тканей, чтобы притупить взгляд, острый от ледяных, как укол иглы, воспоминаний. Впрочем, это выдумки. Он был добрый малый.
Маятник сломался, и лишь порыв холодного ветра может на секунду его поколебать - стрелка нашла срединный Путь.
И золоченая звезда на её конце.
И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя неудача,
И удача - тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха - позорного нет...
Саша Блок, что бессонной вьюжной ночью твердил заклинанья у ног дамы, закутанной в черную шаль...
Я не хочу греметь доспехами. Я нахожусь в состоянии покоя, из которого меня легко вывести.
Но равновесие быстро восстанавливается, и куски мертвой жизни падают на пол вместе с согнутым пополам листом, что хранит две ноты и тепло рук.
Стрелка вправо - сколько мыслей, сколько открытых люков, что тянут легкость, возвращая к жизни бетонный комок в глазури из тины и холодного тумана, застревающий в животе.
Стрелка влево - будем, как тот невообразимый джентльмен из книжки, что носил гвоздику в петлице, залихватски заломленную шляпу и наклеивал с утра лучезарную физиономию на измученное дурным сном лицо, опускал на сцену, где раздавались душные речи внутреннего голоса, яркий занавес из тяжелых индийских тканей, чтобы притупить взгляд, острый от ледяных, как укол иглы, воспоминаний. Впрочем, это выдумки. Он был добрый малый.
Маятник сломался, и лишь порыв холодного ветра может на секунду его поколебать - стрелка нашла срединный Путь.
И золоченая звезда на её конце.
вторник, 18 сентября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Я ЗНАЮ, что завтра меня пригвоздит сила гравитации к полу и, может статься, что я буду бороздить дно луж пуговицами пальто.
Но.
Я ЗНАЮ, что я хочу научиться играть на мандолине.
Но.
Это не важно.
Сейчас.
Сейчас важны те, люди, которые, да, как это ни прозаично, висели в асе этим ранним утром.
Сейчас Оля выключит лампу на столе, а она у неё, предположим, зеленая, заберется под фиолетовое в желтых ромбах одеяло и закроет прекрасные серые глаза. И ей обязательно приснится закат над Бруклинским мостом, или над Мостом Искусств, но только обязателно ветреный и ясный.
В этот момент Лерка выключает компьютер и направляет свои стопы в ванную комнату, где отвернет кран, плеснет водой в лицо, посмотрится в зеркало и покачает взлохмаченной головой.
Перед этим человеком мне немного стыдно за то, что загрузила его своими нераспакованными чемоданами, в которых поселились едкие и вертлявые крючки, которыми Реальность ловко цепляет рассеянное сознание и пришпиливает его к своему негативу, черному по своей природе.
Шлю Лерке мысленный привет, ибо черные вОроны перестали кружить над моей головой, и все стало легким и ясным, как запах земляники, а я вспомнила свое имя и очнулась от тягостного сна.
Лерок действует на меня как чоколатль на Великого Вождя Вицли-Пуцли, как круглое оранжевое солнце на альбомном листе на настроение, как Мистер Ферст из "Человека с Бульвара Капуцинов" на ковбоев - оживляюще.
Что ж, Оля и Лерка уже спят под балдахином разноцветных мыслей, и я, пожалуй, пойду.
Просто хотелось оглянуться.
Но.
Я ЗНАЮ, что я хочу научиться играть на мандолине.
Но.
Это не важно.
Сейчас.
Сейчас важны те, люди, которые, да, как это ни прозаично, висели в асе этим ранним утром.
Сейчас Оля выключит лампу на столе, а она у неё, предположим, зеленая, заберется под фиолетовое в желтых ромбах одеяло и закроет прекрасные серые глаза. И ей обязательно приснится закат над Бруклинским мостом, или над Мостом Искусств, но только обязателно ветреный и ясный.
В этот момент Лерка выключает компьютер и направляет свои стопы в ванную комнату, где отвернет кран, плеснет водой в лицо, посмотрится в зеркало и покачает взлохмаченной головой.
Перед этим человеком мне немного стыдно за то, что загрузила его своими нераспакованными чемоданами, в которых поселились едкие и вертлявые крючки, которыми Реальность ловко цепляет рассеянное сознание и пришпиливает его к своему негативу, черному по своей природе.
Шлю Лерке мысленный привет, ибо черные вОроны перестали кружить над моей головой, и все стало легким и ясным, как запах земляники, а я вспомнила свое имя и очнулась от тягостного сна.
Лерок действует на меня как чоколатль на Великого Вождя Вицли-Пуцли, как круглое оранжевое солнце на альбомном листе на настроение, как Мистер Ферст из "Человека с Бульвара Капуцинов" на ковбоев - оживляюще.
Что ж, Оля и Лерка уже спят под балдахином разноцветных мыслей, и я, пожалуй, пойду.
Просто хотелось оглянуться.
воскресенье, 16 сентября 2007
всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием
Поэтический
Золотое облако было похоже на лодку, у руля которой стоял Бегемот, а позади него с веслом, зачерпывающим горсть соседней белоснежной горы, настороженно вытянув шею, сидел одиннадцатилетний мальчик с синими, как озера, глазами.
А в луже лежали разноцветные листья и прозрачные запахи будили в сердце что-то горьковато-теплое.
В опрокинутых в реку небесах сливались и расходились кольца розового золота отраженных облаков.
Воздух, холодный и плотный, замедлял мутный, тяжкий мыслепоток и создавал иллюзию невесомости.
Заходящее солнце дробилось, извиваясь искристой змейкой на поверхности воды.
Гастрономический
Мороженое.
После первой порции пломбира губы замерзли, обертка была отправлена в урну, а прохожие перестали оборачиваться на спокойно-поглощающую-мороженое-на-ветру. Наивные. Не все так просто.
Опять вспомнилось: "Народ, который в любую погоду ест мороженое - непобедим". Исполненная чувства собственного достоинства, прикончила вторую порцию.
Ириски.
Настоящие, пломбовыдирательные. Большая редкость. Найти такие - к продолжительной радости, сопровождаемой мычанием и нечленораздельными репликами.
Занимаюсь удалением единственной пломбы.
Словарный
Поиск незнакомых слов - занятие крайне увлекательное. Всякие куртуазности и ренегаты буквально лопаются от обилия образов или, притихнув, прячутся за союзы в предложении. Если не вдавливать фантазию в рамки смысла, что-то хорошее может получиться.
Физкультурный
А ходить можно по-разному. Можно туда-сюда, на своих двоих. Можно лететь, не касаясь земли.
Интереснее во время пешего вояжа не тонуть в свинцовом озере пережеванных мыслей, а посмотреть на мир с точки зрения подошв - почувствовать неровности асфальта сквозь кроссовки, упругость земли. Только редко получается вовремя сосредоточиться.
Золотое облако было похоже на лодку, у руля которой стоял Бегемот, а позади него с веслом, зачерпывающим горсть соседней белоснежной горы, настороженно вытянув шею, сидел одиннадцатилетний мальчик с синими, как озера, глазами.
А в луже лежали разноцветные листья и прозрачные запахи будили в сердце что-то горьковато-теплое.
В опрокинутых в реку небесах сливались и расходились кольца розового золота отраженных облаков.
Воздух, холодный и плотный, замедлял мутный, тяжкий мыслепоток и создавал иллюзию невесомости.
Заходящее солнце дробилось, извиваясь искристой змейкой на поверхности воды.
Гастрономический
Мороженое.
После первой порции пломбира губы замерзли, обертка была отправлена в урну, а прохожие перестали оборачиваться на спокойно-поглощающую-мороженое-на-ветру. Наивные. Не все так просто.
Опять вспомнилось: "Народ, который в любую погоду ест мороженое - непобедим". Исполненная чувства собственного достоинства, прикончила вторую порцию.
Ириски.
Настоящие, пломбовыдирательные. Большая редкость. Найти такие - к продолжительной радости, сопровождаемой мычанием и нечленораздельными репликами.
Занимаюсь удалением единственной пломбы.
Словарный
Поиск незнакомых слов - занятие крайне увлекательное. Всякие куртуазности и ренегаты буквально лопаются от обилия образов или, притихнув, прячутся за союзы в предложении. Если не вдавливать фантазию в рамки смысла, что-то хорошее может получиться.
Физкультурный
А ходить можно по-разному. Можно туда-сюда, на своих двоих. Можно лететь, не касаясь земли.
Интереснее во время пешего вояжа не тонуть в свинцовом озере пережеванных мыслей, а посмотреть на мир с точки зрения подошв - почувствовать неровности асфальта сквозь кроссовки, упругость земли. Только редко получается вовремя сосредоточиться.